Директор Института истории естествознания и техники, космонавт Юрий Батурин считает, что закон о реформе Академии есть юридикообразное оформление политического решения. В интервью МП Батурин сказал, что готовит меры против грядущего сокращения. 80-летний опыт нашего института научил, как его сохранять даже в условиях боевых действий. Потеряли архив Василия Бабкова и Елены Саканян и потери еще будут больше.
- В вашем институте работали и работают крупнейшие ученые: выдающийся историк генетики Василий Бабков, уникальный эволюционист Юрий Чайковский. Что может сделать директор академического НИИ, что вы сделаете?
- Как директор, я буду делать все, чтобы институт сохранить. Хотя очевидно, что его очень сильно сократят. По логике развития событий... Ведь наш институт не имеет ни имущества, ни здания, ничего не имеет. Людей сейчас легче ликвидировать, чем найти им здание и обеспечить их имуществом. Я сильно сомневаюсь, что вновь созданный орган будет обеспечивать. Он будет отбирать имущество. Раз у нас ничего нет, значит, нам надо что-то давать. Поэтому нас наверное проще ликвидировать.
- Что от вас зависит как директора? Помните, в эпоху переаттестаций ситуация в НИИ была очень разная в зависимости от позиции директора?
- Понимаете, наш институт пережил очень тяжелые периоды. Его не раз ликвидировали, восстанавливали. Поэтому я думаю, мы и этот «не эпизод», как сказал депутат Вячеслав Никонов, тоже сумеем пережить. В каких формах мы это сделаем, я об этом думаю. Но сейчас наверное пока рано излагать в интервью.
- Была информация, что Минобр Ливанов еще до всего этого триллера вызывал к себе на 18-19 июля директоров всех научных институтов на какое-то мероприятие. Вот сейчас отменено эта встреча или нет?
- Дело в том, что в тот же день или на следующий день проходил совет директоров. Совет директоров РАН принял решение по этим вызовам не являться. У нас институты не только в Москве и когда куда-нибудь приходит правительственная телеграмма, то директор в далеком городе может задрожать и бежать покупать билет. В Москве люди покрепче и сразу это делать не будут. Закон не принят, мы не подчиняемся министру – с чего бы мы должны идти по его вызову? Такое решение принял Совет директоров. Мне неизвестны случаи, когда кто-то из директоров ходил. Я и не пытался это выяснять.
- Про индекс Хирша. Может быть нам надо свою параллельную систему выстраивать? Попытка есть. Потому что никогда они нам ничего не дадут – ни нобелевский премий, ни рейтингов, ни индексов цитирования. Я знаю больше несостоявшихся нобелевских лауреатов, за открытия которых Нобелевку получили другие. Например, короткие РНК Владимира Гвоздева.
- Да, конечно, надо выстраивать свою собственную систему. Но это не такая простая вещь, потому что стремление к универсальности, попытка оценить ученых разных специальностей, разных направлений по одному критерию это ни к чему хорошему не приведет. Наука дело очень деликатное. Подумайте, в Академии наук много институтов, которые работают по закрытой оборонной тематике. Они просто не публикуют ничего. Их никто и не цитирует. Значит, они бесполезны стране? Да все наоборот! Потом у инженеров. Скажем, физик-теоретик продумает и опубликует свою теорию. Инженеры-то занимаются другим. Им нужно строить, проектировать, изделия сдавать, испытывать его. Как их будут цитировать? Слабость индексов цитирования в том, что их пытаются сделать универсальными. Хотя их можно использовать для сравнения работы ученых в пределах какого-то узкого круга. Скажем, ученые однопорядковые, работают одном направлении и в одинаковых условиях. Вот можно тогда сравнивать. Но при этом надо учитывать, сколько вкладывается в науку. Потому что надо смотреть не сам индекс, количество цитат, а количество цитат на сумму вложенных денег. Оказывается, у нас в сотни раз меньше вклад и конечно гораздо более эффективно. Вот так.
- Не знаю, согласитесь ли вы со мной: понятно, Ливанов выполняет поручение по уничтожению науки России – как и высшего образования...
- Я считаю, что этот закон есть юридикообразное оформление политического решения. И все.
- Ну конечно. Но вопрос в другом. Тем не менее, учитывая, что происходит в Академии, в институтах, с низами – то что генералы от науки забыли о ее солдатах. Учитывая это, слова Алексея Митрофанова на первом чтении: надо быстро или на институты навешают долгов. То есть заказчики Ливанова получат лучше, чем если бы это сделал Ливанов? Есть такое мнение.
- Оно имеет право на существование, я его комментировать не буду.
- Жаль. Сегодня добавили опасений. И мне звонят бывшие коллеги по генетике: ты обещал будет легче, потерпи, а стало хуже...
- Нет, легче не будет. Этот закон не устанавливает порядок его исполнения. «В соответствии с порядком, установленным настоящим законом» – а там нет этого порядка. Следовательно, этот закон разового применения. Раз – и все. А дальше должно появиться большое количество подзаконных актов.
- Желаю вам твердости, успехов на благо нашего общего дела.
- Спасибо. Наш более чем восьмидесятилетний опыт нашего института научил, как его сохранять даже в условиях боевых действий.
- В вашем институте работали и работают крупнейшие ученые: выдающийся историк генетики Василий Бабков, уникальный эволюционист Юрий Чайковский. Что может сделать директор академического НИИ, что вы сделаете?
- Как директор, я буду делать все, чтобы институт сохранить. Хотя очевидно, что его очень сильно сократят. По логике развития событий... Ведь наш институт не имеет ни имущества, ни здания, ничего не имеет. Людей сейчас легче ликвидировать, чем найти им здание и обеспечить их имуществом. Я сильно сомневаюсь, что вновь созданный орган будет обеспечивать. Он будет отбирать имущество. Раз у нас ничего нет, значит, нам надо что-то давать. Поэтому нас наверное проще ликвидировать.
- Что от вас зависит как директора? Помните, в эпоху переаттестаций ситуация в НИИ была очень разная в зависимости от позиции директора?
- Понимаете, наш институт пережил очень тяжелые периоды. Его не раз ликвидировали, восстанавливали. Поэтому я думаю, мы и этот «не эпизод», как сказал депутат Вячеслав Никонов, тоже сумеем пережить. В каких формах мы это сделаем, я об этом думаю. Но сейчас наверное пока рано излагать в интервью.
- Была информация, что Минобр Ливанов еще до всего этого триллера вызывал к себе на 18-19 июля директоров всех научных институтов на какое-то мероприятие. Вот сейчас отменено эта встреча или нет?
- Дело в том, что в тот же день или на следующий день проходил совет директоров. Совет директоров РАН принял решение по этим вызовам не являться. У нас институты не только в Москве и когда куда-нибудь приходит правительственная телеграмма, то директор в далеком городе может задрожать и бежать покупать билет. В Москве люди покрепче и сразу это делать не будут. Закон не принят, мы не подчиняемся министру – с чего бы мы должны идти по его вызову? Такое решение принял Совет директоров. Мне неизвестны случаи, когда кто-то из директоров ходил. Я и не пытался это выяснять.
- Про индекс Хирша. Может быть нам надо свою параллельную систему выстраивать? Попытка есть. Потому что никогда они нам ничего не дадут – ни нобелевский премий, ни рейтингов, ни индексов цитирования. Я знаю больше несостоявшихся нобелевских лауреатов, за открытия которых Нобелевку получили другие. Например, короткие РНК Владимира Гвоздева.
- Да, конечно, надо выстраивать свою собственную систему. Но это не такая простая вещь, потому что стремление к универсальности, попытка оценить ученых разных специальностей, разных направлений по одному критерию это ни к чему хорошему не приведет. Наука дело очень деликатное. Подумайте, в Академии наук много институтов, которые работают по закрытой оборонной тематике. Они просто не публикуют ничего. Их никто и не цитирует. Значит, они бесполезны стране? Да все наоборот! Потом у инженеров. Скажем, физик-теоретик продумает и опубликует свою теорию. Инженеры-то занимаются другим. Им нужно строить, проектировать, изделия сдавать, испытывать его. Как их будут цитировать? Слабость индексов цитирования в том, что их пытаются сделать универсальными. Хотя их можно использовать для сравнения работы ученых в пределах какого-то узкого круга. Скажем, ученые однопорядковые, работают одном направлении и в одинаковых условиях. Вот можно тогда сравнивать. Но при этом надо учитывать, сколько вкладывается в науку. Потому что надо смотреть не сам индекс, количество цитат, а количество цитат на сумму вложенных денег. Оказывается, у нас в сотни раз меньше вклад и конечно гораздо более эффективно. Вот так.
- Не знаю, согласитесь ли вы со мной: понятно, Ливанов выполняет поручение по уничтожению науки России – как и высшего образования...
- Я считаю, что этот закон есть юридикообразное оформление политического решения. И все.
- Ну конечно. Но вопрос в другом. Тем не менее, учитывая, что происходит в Академии, в институтах, с низами – то что генералы от науки забыли о ее солдатах. Учитывая это, слова Алексея Митрофанова на первом чтении: надо быстро или на институты навешают долгов. То есть заказчики Ливанова получат лучше, чем если бы это сделал Ливанов? Есть такое мнение.
- Оно имеет право на существование, я его комментировать не буду.
- Жаль. Сегодня добавили опасений. И мне звонят бывшие коллеги по генетике: ты обещал будет легче, потерпи, а стало хуже...
- Нет, легче не будет. Этот закон не устанавливает порядок его исполнения. «В соответствии с порядком, установленным настоящим законом» – а там нет этого порядка. Следовательно, этот закон разового применения. Раз – и все. А дальше должно появиться большое количество подзаконных актов.
- Желаю вам твердости, успехов на благо нашего общего дела.
- Спасибо. Наш более чем восьмидесятилетний опыт нашего института научил, как его сохранять даже в условиях боевых действий.