Декан Журфака, профессор Елена Леонидовна Вартанова удивляет совершенно. Редки люди доброжелательные с абсолютно взвешенным взглядом на происходящее. Вартанова знает про «ген альтруизма» Владимира Эфроимсона и совершенно четко понимает, что главная проблема – ревность внутри коллектива, а не цензура или «дядя», на которого должен работать журналист согласно провокации 09.02.13 Алексея Волина.
Воля декана непреклонна: на Журфаке не должно быть никакой политики. С интригами и манипуляциями мы будем бороться. И не надо скрывать факты. Схема преподавания меняется. Как и прежде Журфаку остро нужна связь с практикой журналистики.
Я давно отвык от такого общения и чувствую себя неуютно. Так позитивно со мной обращались, когда я только начал работать учеником вечерней школы. Это сочетание позитивного типа личности завлаба Юрия Андреевича Владимирова и особенности времени. 60-е – это было время у которого было будущее. Потом было почти полвека искусственной деградации. Для меня она началась в генетике прежде других. Тимофеева-Ресовского или Эфроимсона то допускали до студентов, то нет – из-за конфронтации властных решений с негативом общественного мнения в науке генетике. К сожалению, после смерти академика Астаурова никто не поддерживал светлого гения с детским характером Вигена Геодакяна. Преподаватели на него набросились, но студенты с моим участием отстояли хотя бы генетический кружок.
Мы знаем только о тех, кого так или иначе поддержала властная система. Кампании шельмования шли постоянно. Ликвидация последствий сессии ВАСХНИЛ-48 привела к обратному. Многие сгинули. Без имманентных генетических причин внешняя манипуляция невозможна. С тем что я сделал в науке справились так же, как с делом Энвера Багирова на Журфаке. Мои разговоры с начальством как правило заканчивались вердиктом «ничего у вас не получится».
Я не дожидался своего летального исхода и перепсиховав бросал на стол заявление об уходе. Во всех случаях главной движущей силой была ревность и ничего более.
Сейчас мне привычней хамство и грубость. И студенты теперь свое право учиться не отстаивают. Терпят хамство и грубость, которыми некоторые преподаватели прикрывают свою профессиональную беспомощность. Преподаватели конкурируют др. с др. не качеством преподавания и знанием ситуации, а примерно так как делают озлобленные супруги истязая общего ребенка в роли инструмента манипуляций. Мне постоянно жалуются на перегруз по какому-то предмету. Последние три симпатичные девушки записались, раз пришли и после получения задания вежливо отказались – они поняли, что парламентская журналистика не их идеал и пока не поздно сменить выбор.
Однако в целом тенденции позитивные. Студенты становятся сильнее. Будем надеяться, что время с будущим возвращается. Терминатор Дмитрий Ливанов и провокатор Алексей Волин заставят нас консолидироваться перед лицом общей угрозы.
Интересный собеседник Анна Астахова указала мне на проблему неоднозначного использования слова «политика».
Интриги и манипуляции всегда называли «политикой», но теоретически это не так. Всегда мы избегали обсуждать то, что было главной темой, загоняли в хронику и теряли лучших. Владимир Струнников сбежал от своего коллектива в Кропотово, хотя в концлагере не испугался. Герман Мансуров преодолел казалось все и был отравлен солью таллия. Его спасли в отличие от Щекочихина, но ни говорить ни тем более писать было нельзя.
Политика – в Думе, под стенограмму. Можно заставить назваться или хотя бы узнать кто что лоббирует. Нетрудно вычислить за что шельмуют того или иного депутата и чего это вдруг несостоявшийся нобелевский лауреат от США Навальный сливает то одно то другое давно известное. Политика – это деятельность гениального Ильи Пономарева, а не теневого кардинала Людмилы Реснянской. Этот типаж клонирован по миру. Когда умер Энвер Багиров, вряд ли кто связал с тем что он проводил контент-анализ. От его ученицы Натальи Вакуровой они избавились, Ясен Засурский вынужден был пойти на поводу у коллектива. На пробитую Багировым ставку для Вакуровой взяли Ирину Красавченко. Но коллектив уже не мог остановиться. Сейчас ситуация начинает меняться. Я еще не решил нужно ли это мне, но непреклонность Вартановой поражает. Останусь я на Журфаке или нет, Журрфак уже такой как он есть не будет.
Не случайно ученики Реснянской хорошо вписываются в проамериканскую политику. Становятся инструментами внешней манипуляции и не понимают, что такая «журналистика» – другие деньги. И Соня в Ъ и Даша Гусева они скорее по любви, хотя получают больше меня. Мировая проблема – в навязанных англосаксонских моделях. Их «политика» – строго то, что сгубило нашу генетику с селекцией. А сейчас умный депутат Максим Шингаркин и сенатор Людмила Бокова не знают, что экология – это не типа полит-экономии от ВШЭ, а точная увлекательная наука лучше физики.
Англосаксонская политика поднимает на высший уровень систему подстав, кидалова и манипуляций. Человечество как биологическая форма уйдет преждевременно, если не избавится. В экологическом смысле англосаксонскую систему понять можно только как проявление жестокости – девиированный садомазохизм не агрессия для сукцессии. Она дает временное удовлетворение, но загоняет в эволюционный тупик. Новых ниш не возникает, действующие разрушаются. На межнациональном уровне это называется нацизмом.
Воля декана непреклонна: на Журфаке не должно быть никакой политики. С интригами и манипуляциями мы будем бороться. И не надо скрывать факты. Схема преподавания меняется. Как и прежде Журфаку остро нужна связь с практикой журналистики.
Я давно отвык от такого общения и чувствую себя неуютно. Так позитивно со мной обращались, когда я только начал работать учеником вечерней школы. Это сочетание позитивного типа личности завлаба Юрия Андреевича Владимирова и особенности времени. 60-е – это было время у которого было будущее. Потом было почти полвека искусственной деградации. Для меня она началась в генетике прежде других. Тимофеева-Ресовского или Эфроимсона то допускали до студентов, то нет – из-за конфронтации властных решений с негативом общественного мнения в науке генетике. К сожалению, после смерти академика Астаурова никто не поддерживал светлого гения с детским характером Вигена Геодакяна. Преподаватели на него набросились, но студенты с моим участием отстояли хотя бы генетический кружок.
Мы знаем только о тех, кого так или иначе поддержала властная система. Кампании шельмования шли постоянно. Ликвидация последствий сессии ВАСХНИЛ-48 привела к обратному. Многие сгинули. Без имманентных генетических причин внешняя манипуляция невозможна. С тем что я сделал в науке справились так же, как с делом Энвера Багирова на Журфаке. Мои разговоры с начальством как правило заканчивались вердиктом «ничего у вас не получится».
Я не дожидался своего летального исхода и перепсиховав бросал на стол заявление об уходе. Во всех случаях главной движущей силой была ревность и ничего более.
Сейчас мне привычней хамство и грубость. И студенты теперь свое право учиться не отстаивают. Терпят хамство и грубость, которыми некоторые преподаватели прикрывают свою профессиональную беспомощность. Преподаватели конкурируют др. с др. не качеством преподавания и знанием ситуации, а примерно так как делают озлобленные супруги истязая общего ребенка в роли инструмента манипуляций. Мне постоянно жалуются на перегруз по какому-то предмету. Последние три симпатичные девушки записались, раз пришли и после получения задания вежливо отказались – они поняли, что парламентская журналистика не их идеал и пока не поздно сменить выбор.
Однако в целом тенденции позитивные. Студенты становятся сильнее. Будем надеяться, что время с будущим возвращается. Терминатор Дмитрий Ливанов и провокатор Алексей Волин заставят нас консолидироваться перед лицом общей угрозы.
Интересный собеседник Анна Астахова указала мне на проблему неоднозначного использования слова «политика».
Интриги и манипуляции всегда называли «политикой», но теоретически это не так. Всегда мы избегали обсуждать то, что было главной темой, загоняли в хронику и теряли лучших. Владимир Струнников сбежал от своего коллектива в Кропотово, хотя в концлагере не испугался. Герман Мансуров преодолел казалось все и был отравлен солью таллия. Его спасли в отличие от Щекочихина, но ни говорить ни тем более писать было нельзя.
Политика – в Думе, под стенограмму. Можно заставить назваться или хотя бы узнать кто что лоббирует. Нетрудно вычислить за что шельмуют того или иного депутата и чего это вдруг несостоявшийся нобелевский лауреат от США Навальный сливает то одно то другое давно известное. Политика – это деятельность гениального Ильи Пономарева, а не теневого кардинала Людмилы Реснянской. Этот типаж клонирован по миру. Когда умер Энвер Багиров, вряд ли кто связал с тем что он проводил контент-анализ. От его ученицы Натальи Вакуровой они избавились, Ясен Засурский вынужден был пойти на поводу у коллектива. На пробитую Багировым ставку для Вакуровой взяли Ирину Красавченко. Но коллектив уже не мог остановиться. Сейчас ситуация начинает меняться. Я еще не решил нужно ли это мне, но непреклонность Вартановой поражает. Останусь я на Журфаке или нет, Журрфак уже такой как он есть не будет.
Не случайно ученики Реснянской хорошо вписываются в проамериканскую политику. Становятся инструментами внешней манипуляции и не понимают, что такая «журналистика» – другие деньги. И Соня в Ъ и Даша Гусева они скорее по любви, хотя получают больше меня. Мировая проблема – в навязанных англосаксонских моделях. Их «политика» – строго то, что сгубило нашу генетику с селекцией. А сейчас умный депутат Максим Шингаркин и сенатор Людмила Бокова не знают, что экология – это не типа полит-экономии от ВШЭ, а точная увлекательная наука лучше физики.
Англосаксонская политика поднимает на высший уровень систему подстав, кидалова и манипуляций. Человечество как биологическая форма уйдет преждевременно, если не избавится. В экологическом смысле англосаксонскую систему понять можно только как проявление жестокости – девиированный садомазохизм не агрессия для сукцессии. Она дает временное удовлетворение, но загоняет в эволюционный тупик. Новых ниш не возникает, действующие разрушаются. На межнациональном уровне это называется нацизмом.